СТАТЬИ

Волшебство, которое продлевает время

Ольга Маслова •  8 августа 2022

Весной в Рязанской областной детской библиотеке состоялась IX межрегиональная конференция «Ганзеновские чтения». Эта необычная конференция посвящена памяти переводчиков Анны и Петра Ганзенов, библиотека проводит ее с 2005 года. Здесь объединяются представители династии Ганзенов, скандинависты, филологи, исследователи детского чтения и детской литературы, ценители творчества Андерсена (впервые переведенного Ганзенами для русской публики напрямую с датского). Проведение Ганзеновских чтений не раз поддержало посольство Дании в России, а также дипмиссии других стран Скандинавии. В этот раз контингент докладчиков тоже был неординарным, — чего стоила только презентация мультфильма «Русалочка и переводчица» об Анне Ганзен в блокадном Ленинграде.

А настоящим откровением для собравшихся стало выступление признанного автора детской прозы, участника Союза писателей Москвы, а также члена российской Гильдии «Мастера литературного перевода» – Анастасии Строкиной. Она представила свой новый перевод известнейшей сказки Х.К. Андерсена — «Дюймовочка».

Новинка увидела свет в 2020-м. На конференции в Рязани Анастасия Игоревна рассказала о собственном осмыслении образа персонажа-Дюймовочки в ряду «маленьких» героев европейской сказки, о прототипе героини, о значении других персонажей в книге. Немного позже она также дала эксклюзивное интервью журналисту библиотеки.

Корр.: — Сразу большой соблазн — спросить, как Вы решились на перевод «Дюймовочки», какие открытия для себя сделали в хрестоматийно известном сюжете?

А.С.: —  Я принялась за перевод сказки Андерсена по заказу издательства «Абрикобукс». Но «Дюймовочка» Андерсена в сознании не одного поколения чётко связана с переводами Ганзенов. Хотя мой перевод довольно классический, без своих интерпретаций — все же я встретила недоумение. Меня спрашивали даже: зачем Вы трогаете наше детство? Перевод Анны Ганзен — это сакрально для всех. Это память, этого нельзя касаться, это точный перевод.  И все же я сделала новый.  И не хочу останавливаться. Мне понравилось работать с текстом Андерсена. Что касается открытий, вот несколько штрихов к образу героини. В детстве, когда читаешь эту книгу, задаешься вопросом: почему на Дюймовочке все хотят жениться? Многие иллюстраторы Андерсена показывают нам, что перед нами ребенок 2-3 лет. Крошечная девочка она — и в известном переводе. И меня это смущало с детства, — в книге персонаж младше меня, почему же на ней хотят жениться крот, жабий сын?.. В моем переводе вы встретите слово «барышня». Это ближе к тому, что хотел сказать Андерсен. Ещё одна деталь. Помните мотылька из сказки? Дюймовочка привязывает его поясом к листу кувшинки, чтобы двигаться по воде. Тут ее хватает майский жук… И Андерсен говорит, что мотылек, скорее всего, погибнет от голода. Как видите, Дюймовочка приобретает неоднозначность характера, то, что не свойственно героям народных сказок, которые, грубо говоря, либо хорошие, либо плохие, без вариантов: героиня не идеальна на 100 процентов. По ее вине умирает другое существо. И это — сильное авторское видение Андерсена, проблеск его гения. Это то, как мне видится новаторство в детской сказке.

Корр.:  Прошло уже время после издания книги. Читатели успешно освоились с новой «Дюймовочкой»? Послужила ли новинка свежему всплеску интереса к сказке, может, народились какие-то арт-проекты? Дети вокруг вас — полюбили такую барышню?

А.С.: — Признаться, я не ожидала, что к новому переводу «Дюймовочки» будет такой интерес. Дети, более того, подростки включили эту книгу в десятку лучших книг 2021 года (книга получила почетный знак «Нравится детям Ленинградской области»), они вместе со мной находят в этом крохотном тексте новые смыслы и, смею надеяться, этот опыт прочтения давно знакомой сказки помогает им более внимательно читать и другие произведения, обращать внимание на детали. Мне было бы радостно, если бы и режиссёры обратили внимание на этот перевод и использовали его в одной из новых постановок.

Корр.:  Мне хотелось бы также поговорить о других Ваших трудах переводчика. Например, о «взаимодействии» с поэзией нобелиатки 2020 года Луизы Глик…

А.С.: — Луиза Глик — один из моих любимых авторов сегодня, ее стихи (и тут что бы я ни сказала, прозвучит банально) вытаскивают на свет из любой темноты, из любого отчаяния. Это в самом деле редкое свойство в современных стихах, более склонных к аутичной саморефлексии. Луиза Глик обращена к миру, она как будто рисует портреты, создаёт своё населенное людьми, животными, растениями пространство, берет читателя за руку и говорит: «Не бойся. Пройдём вместе этот путь». Я благодарна этому автору за стихи. С огромным удовольствием читаю их и перевожу.

Корр.:  По-обывательски понятно, когда переводят и издают новоявленную нобелиатку. А вот постоянный процесс издания «пере-переводов» классики — не самое очевидное дело (как по мне). По Вашим наблюдениям: в чем общекультурный запрос на выпуск книг в новых переводах?

А.С.: — Меня не раз спрашивали: «Зачем переводить классику?». Я не думала, что такой вопрос возможен... Многие мои коллеги переводят заново после своих великих предшественников — Михаила Лозинского, Бориса Пастернака, Риты Райт-Ковалевой...Вот, к примеру, за последнее время дважды вышли переводы «Бури». Кафку перевёл Михаил Рудницкий. Ещё в одном переводе вышли и «Процесс», и «Замок».

Пере-перевод — естественный процесс, важный и для автора, и для языка, на который переводится текст. Понятно, что со временем язык меняется, обретает новые интонации, новые формы, и читателю, безусловно, интересно вместе с переводчиком по-иному взглянуть на привычные тексты. Более того, многие переводчики прошлого в силу объективных причин (недостаточная языковая практика, отсутствие электронных словарей и прочее) допускали неточности в переводе — то, что современный переводчик исправит, верно прочитает: метафоры, какие-то реалии, юмор.

Корр.:  Вы упомянули, что есть у Вас и творческие планы относительно новых переводов… Андерсена? Или других писателей? Насколько это возможно, приоткройте, пожалуйста, завесу приятных тайн.

А.С.:  Я стараюсь все время что-то переводить. Во-первых, это интересно. Во-вторых, чтобы не терять навык. Недавно у меня вышла подборка переводов стихов с итальянского языка современной поэтессы Патриции Кавалли в журнале «Иностранная литература». Кавалли — очень интересный автор, философ, можно сказать, уже классик. К сожалению, 21 июня 2022 года поэтесса скончалась, и наша публикация стала едва ли не последней при ее жизни. Номер, кстати, целиком посвящён итальянским писательницам и поэтессам. Андерсен тоже у меня в планах. Но я не люблю говорить о том, чего ещё нет. Хотя — не скрою — я надеюсь на открытия в текстах Андерсена, на новое прочтение образов, знакомых с детства.

Корр.: — На конференции вы увлекательно рассказали, как исследовали текст Андерсена, его подоплеку. Насколько этот «литературоведческий» аспект важен для переводчика-профи? Приведите, если можно, какие-то примеры из практики.

А.С.: — Полагаю, любой переводчик обладает в той или иной степени любопытством исследователя, а порой и первооткрывателя и потому часто можно встретить комментарии переводчика, его, так сказать, «заметки на полях». Без такого любопытства, без интереса к чужому тексту работа переводчика становится подёнщиной, искусство в этом случае рискует превратиться в рутину. Один из моих любимых примеров переводческих размышлений — текст Корнея Чуковского «Мой Уитмен». С этой книги началась моя влюбленность в работу переводчика. Блестящее эссе создал Сергей Хоружий — «Улисс в русском зеркале». Примеров, на самом деле, много.

Корр.:  Еще немного об исследованиях... Расскажите, над чем Вы работаете в аспирантуре ИМЛИ РАН?

А.С.:  Мой интерес как исследователя литературы касается творчества англоязычных поэтов XIX-XX веков. В данный момент я работаю над текстами Кристины Россетти — удивительной, во многом загадочной фигуры Викторианской эпохи. Затворница, человек, преданный богу и в то же время тонко чувствующий мир земных страстей, она стала одним из самых значимых поэтов XIX века. При этом — невероятно скромная, сдержанная во всем. Мне очень интересно исследовать ее творчество, она уже стала моей собеседницей, подругой, если можно так сказать. И каким-то необъяснимым образом она мне помогает.

Корр.:  И, конечно, вопрос к Вам как состоявшемся детскому писателю. Девиз с заглавия выставки Ваших книг на «Ганзеновских чтениях» — «Пишу так, чтобы мне самой было интересно». Чем, по-вашему, должна заинтриговать ребенка хорошая книга? В чем интерес самого автора творить для детей?

А.С.: — Заинтриговать книга может, понятное дело, необычным сюжетом, неожиданной развязкой, более искушённых читателей (среди детской аудитории таких тоже немало!) — оригинальными героями, не похожими на привычных злодеев или спасателей мира, ну и самых, пожалуй, искусных читателей книга захватывает стилем, изложением, так, что хочется дышать в такт с текстом, стать его частью. А если в книге все сочетается — и сюжет с загадкой, и нетривиальные герои, и стиль, и юмор, и лирика — тогда, думаю, читатель ей обеспечен. Когда пишешь для детей, сам немного становишься ребёнком. Это такие простые вещи, понятные, но превращение в ребёнка — настоящая магия, волшебство, которое подарили тем, кто пишет для детей.  Волшебство, которое будто продлевает время.