СТАТЬИ

Языком кино

Андрей Звягинцев •  25 августа 2014

В пятницу, 22 августа, в кинотеатре «Люксор» состоялось открытие II Тарковских чтений по теории и практике киноискусства. Гостем церемонии стал известный режиссёр Андрей Звягинцев, чья картина «Возвращение» открыла проект. После показа фильма режиссёр пообщался со зрителями, рассказав, как создавался фильм, покоривший отечественного и зарубежного зрителя, а также о многом другом.

О запретном вопросе зрителей

Я никогда не отвечаю на вопрос «О чём ваш фильм?», ведь это совершенно неправильный вопрос. У каждого своё видение — каждый видит свою картину, читает свой роман. Я не могу сказать вам, что вы неправильно интерпретируете картину только потому, что у меня взгляд на неё другой. Фильм возникает только в голове смотрящего. До той поры он является вещью в себе, закрытой, герметичной. Поэтому-то мне всегда так сложно было предварять показы картин — я никак не мог понять, в чём смысл этого. Максимум, на что меня могло хватить при общении со зрителем — «спасибо за внимание» и «пожалуйста, выключите ваши мобильные телефоны». После же картины значительно легче говорить, потому что есть какие-то эмоции, которыми можно поделиться. Хотя, безусловно, есть такие фильмы, после которых трудно разговаривать, потому что там одни эмоции, а это достаточно интимная вещь, требующая, чтобы всё улеглось, осело.

Об изучении искусства кино

У меня нет режиссёрского образования — только актёрское. Все мои университеты — это мои трёхлетние походы в музей-кино, в синематеку, где показывают шедевры мирового кино: ты можешь прийти и увидеть любую картину, какую ни пожелаешь. Только это явилось инструментом моего образования, моего движения к кино.

О неизвестных лицах в кино

Я уверен, что когда ты смотришь на экран и видишь впервые в своей жизни какие-то лица, фильм приобретает новое свойство — ты знакомишься с новым пространством человека, открываешь новое лицо, его жесты, всё становится необычным, ты проникаешь в новый мир. В «Возвращении» я ставил себе целью создать мир, который был бы непривычным для зрителя, что предполагало возможность ввода неизвестных актёров на главные роли, — ведь найти детей 12-13 лет, которых знают все, довольно трудно. Искали долго — месяцев восемь. Наташа Вдовина в то время была довольно известна в театре «Сатирикон», но на экране не была широко представлена. А Костантина Лавроненко я запомнил ещё в одном из спектаклей 1992 года — и в 2001 году попросил ассистента его найти. В то время Костя разочаровался в актёрстве, в себе, и лет пять не работал в театре вообще. Он ушёл из театра, стал работать администратором в каком-то баре, собирался работать так всю оставшуюся жизнь. Он не ходил ни на какие кастинги — на этот раз он решился сходить, так как ему пообещали, что будет режиссёр — обычно кастинги не проводят режиссёры. Он пришёл возмужавший, седой, — в общем, то, что нам нужно.

О смысле «Возвращения»

Та тема, которая меня действительно волновала — это тема взаимоотношений с Богом. Когда мне в сценарии явился эпизод с детьми, впервые входящими в комнату, где спит отец — мне вдруг увиделось, как откровение, как некое поразившее меня открытие, что представить отца нужно ровно в том ракурсе, в каком его видит художник Андреа Мантенья на картине «Мёртвый Христос». И вы в фильме видите в точности воссозданную композицию этой картины, вплоть до мельчайших деталей — это и простыня, которая покрывает его тело, ракурсы — поворот головы, источник света справа — всё так же, как у Мантеньи. Мы добивались той же перспективы — использовали длиннофокусный объектив, чтобы сжать фигуру отца ровно так же, как этого без всякой оптической магии добивался художник. От этого визуального образа родились все остальные мотивы: для меня Иван и Андрей стали неким расщеплённым человеком. Один — сомневающийся, другой — простодушный, открытый сердцем. Первые апостолы были рыбаками, поэтому и в фильме отец застаёт их за этим занятием. Для меня вопрос «Откуда взялся отец? Где он был эти 12 лет?» вообще не является вопросом. Если смотреть на историю в библейском ракурсе, то тогда совершенно понятно откуда он взялся — когда-то Он всегда является в вашу жизнь. Вот эти самые аллюзии меня сильно мотивировали. А вся психологическая детализация, если говорить о взаимоотношениях отцов и детей, лежала в сценарии — там были очень точно прописаны детали, словечки, сленг, который мы передумывали, время, в которое происходит действие. Мы от него отказались, хотелось растворить это, чтобы была история на все времена.

Об Андрее Тарковском и его творчестве

В 16 лет, получив паспорт, я пошёл поступать в театральное училище. В 1982 году, когда я учился на втором курсе, привезли ретроспективу фильмов Тарковского — те фильмы, которые он на тот момент снял. Каждый вечер мы ходили смотреть — начиная с «Иванова детства». Мне было 18 лет, я, может быть, не всё понимал, в «Зеркале» я вообще ничего не понял, однако я не мог оторвать глаз: это действовало как магия. «Рублёв» просто накрыл — казалось, что он бесконечный и могучий, гигантский, точный, детальный пласт жизни. Никто никуда не спешит... Это потом уже я узнал Антониони, и моё сознание перевернулось... В одной книжке о Тарковском было помещено факсимиле записки, в которой он по чьей-то просьбе написал 10 фильмов лучших времён и народов. Так вот Антониони там был сначала написан, а потом зачёркнут. Я думаю, что Тарковский так сделал, потому сам был оттуда родом, из этого языка, этого неспешного языка кино. В общем, для меня Тарковский — великая, огромная фигура, к которой я отношусь с огромным почтением.

Об участии в Тарковских чтениях

Меня пригласила сюда Маша Чугунова. Впервые я увидел её на фестивале «Зеркало» в Плёсе, в кафе. Нас познакомили, я сел напротив, сидел и думал — что происходит: человек, который в 1964 году работал над фильмом «Андрей Рублёв», явившимся для меня махиной, которую трудно переварить, и одновременно волшебным ощущением чуда... сидит напротив! Поэтому её приглашение сюда, возможность посетить дом Тарковского — это предложение, от которого трудно отказаться. Вместе с тем, мастер-классы, которые я должен буду провести — большое испытание для меня — три дня я должен буду рассказывать о кино. Я понятие не имею, что я могу о нём рассказывать — о кино и о том, как его делать. Метода у меня никакого нет, в эти три дня постараюсь его стяжать.

О «Левиафане»

«Левиафан» будет в кинотеатрах — прокатное удостоверение получено, проблемы раздувает пресса. Будет ли он в Рязани — всё зависит от прокатчика. Александр Роднянский открыт для прокатчиков, обсуждения от меня не зависят. Единственное, я думаю, что фильм будет идти в 2015 году, в этом году мы устроим один специальный показ в одном из московских кинотеатров.

Записала Наталья Бирюкова