СТАТЬИ

Профессия — Актриса

Римма Чеканова •  15 сентября 2014

В сентябре 2014 года актриса государственного областного театра для детей и молодёжи (на Соборной) Римма Чеканова отметит юбилей — 45 лет работы на рязанской сцене. В канун этой важной даты корреспондент портала VEZDEKULTURA побеседовал с актрисой о её творческой карьере, современном поколении и о том, как важно найти «изюминку» в роли.

Римма Ивановна, как вы решили связать свою жизнь с театром?

— Я всегда была гуманитарием — не отходила от радио, которое было у нас дома, слушала оперу, спектакли «Театр у микрофона», запоем читала — до 9 класса прочитала всего Т. Драйзера. В 1947 году в селе, где я жила, открыли кинотеатр, и там показывали фильм «Дубровский», старую картину, с Ливановым, Григорьевой. В то время я даже не знала, кто там снимался — меня так поразила Маша в белом платье! Я только недавно узнала, что её играла Григорьева из театра Вахтангова. А тогда я ничего не знала, недавно пересматривала этот фильм — удивлялась, что меня так поразило, повело в актёры? (смеётся). В то время я буквально начала бредить театром, заболела им, однако о своём увлечении я никому не говорила — меня бы не поняли: мама растила нас с братьями одна, а бабушка всегда хотела, чтобы я стала фармацевтом и работала в аптеке.

Но вы всё же не послушались её....

— Да. Я окончила 9 классов, надо было ехать куда-то поступать. Поехала в Ульяновск, в культпросветучилище. Поступила — и из середнячка, какой была всегда, стала круглой отличницей — ведь всё, что рассказывали, было близко мне. Я день и ночь сидела в этом училище — у нас были очень интересные педагоги из Петербурга, необыкновенные, интеллигентные люди. Только потом я поняла, что это были, вероятно, репрессированные, вернувшиеся из лагерей. Преподаватели были из драмтеатра — наверное, они разглядели во мне что-то особенное, поэтому дали направление в Ульяновский драмтеатр по окончании учёбы.

Какие были первые впечатления от работы в театре?

— Сначала пришлось избавляться от характерного говора — ко мне прикрепили актёра, который стал со мной заниматься, и через месяц я стала говорить, как надо. Несколько месяцев я была во вспомогательном составе, а потом начались роли. Я жила ими, мне всё так нравилось — я была совершенно далека от того, что принято считать типичной театральной средой с интригами, стремлением сделать карьеру, купалась в удовольствии от игры.

Какие роли особенно запомнились за время работы в Ульяновском театре?

— Конечно, помнится первая роль — я играла мальчика по имени Наполеон в спектакле «Мачеха». У меня был костюмчик с бархатным воротничком и белый паричок. С этим спектаклем связан забавный эпизод — однажды мы приехали в сельский клуб, играли там. Около клуба лежали брёвна, на которых висели местные мальчишки, которые не смогли купить билет в театр, и подглядывали в окна. Они приняли меня за своего — посочувствовали, что я тоже не смогла попасть в театр, хотя и удивились моему необычному имени. Ещё один спектакль — «Одна» — помнится тем, что мы затронули там тему развода, которая в то время считалась табу. Ещё одну запретную тему — стиляг — мы поднимали в другом спектакле —- «Опасный возраст». Эту постановку мы привезли на гастроли в Сочи в 1961 году, и на неё пришёл Юрий Гагарин вместе с другими космонавтами. Они сидели в партере, а он — в ложе. После спектакля Юрий Гагарин пришёл к нам за кулисы — я видела его так, как вижу вас сейчас. Он был такой обаятельный, живой, у него была очень тёплая улыбка — очень жаль, что он выбрал такой спектакль, который мы не очень любили.

А какая-то роль, которая особенно важна, у вас есть?

— «Путеводную» роль я сыграла в спектакле «Опасная профессия» — я её только потом осознала. Эта пьеса с детективным сюжетом: по воле случая девочка становится разведчицей, которая борется с немцами. На эту роль претендовали многие актрисы, однако режиссёр Константин Никаноров, который только вернулся из лагеря, взял на себя риск назначить на главную роль меня, тогда неопытную актрису. Это было судьбоносное решение.

После Ульяновского театра в вашей жизни появился Астраханский ТЮЗ...

— Я туда перешла по приглашению Бориса Наравцевича, который тогда считался одним из лучших в стране режиссёром детских театров, и проработала там 9 лет. Очень сложно было привыкать к новым условиям работы — в драмтеатре у меня были роли инженю, я играла людей, серьёзных, «нормальных». И вдруг первая моя роль в ТЮЗе — это кошка Мурёнка в спектакле по сказу Бажова. Мы начинаем репетировать, а у неё там «мяу-мяу» без конца. Я две недели не могла мяукнуть — взрослый человек и вдруг мяукает! (смеётся) Кое-как я вышла на это — а потом и мяукала, и хрюкала, — какого только зверья я не играла в ТЮЗе, вплоть до Буратино и черепахи Тортиллы.

Как в вашей жизни появился театр на Соборной?

— Сюда я пришла в 1969 году. Меня пригласил всё тот же Наравцевич, который был здесь художественным руководителем. Потом он уехал в Нижний Новгород — а я осталась в Рязани.

Наверное, в ваших воспоминаниях театр совсем другой, чем сейчас?

— Не только театр, а и Рязань за 45 лет очень сильно изменились. Когда я приехала, меня поселили на улице Циолковского — тогда Лыбедь там ещё не была закрыта в трубы, а на улице Ленина были дома с печным отоплением. Я тогда ещё подумала: Боже, куда я приехала! (смеётся). Зашла в театр — он такой был запущенный, неухоженный, запах был такой необычный. Ведь я помню запах каждого театра, где работала. Например, в Астраханском ТЮЗе это был запах раскалённого дерева, паркета. А тут был ни на что не похожий запах — сейчас, после реставраций он поменялся, как и театр — другой.

На рязанской сцене вы сыграли около ста ролей. Есть ли среди них те, что особенно дороги?

— Ой, их столько было — каждая как жизнь! Вот, например, Аманда в «Стеклянном зверинце» Т. Уильямса — работать было очень сложно, но интересно. Или вот роль бабушки в спектакле «Не грусти, Шишок!». Эта роль сразу пришлась мне по душе, я посвятила её своей маме, которая живёт в деревне, все мы разъехались ... Или вот Аграфена Кондратьевна в «Банкроте» А.Н. Островского — я вошла в неё вводом, играть было замечательно, это такой материал великий!

Ваши героини, будь то сказочный персонаж или реальные люди, не всегда находятся на первом плане, но всегда привлекают внимание. Отройте секрет — как вам это удаётся?

— Наверное, это оттого, что я не боюсь быть смешной на сцене. Некоторые актрисы хотят быть только красивенькими на сцене, я же уродовать себя не боюсь. Так, в спектакле «Не всё коту масленица» я, молодая актриса, чтобы сыграть пожилую и не бегать по сцене, связала себе ноги, сыграла такую корягу (смеётся). А вообще, когда играешь хорошую драматургию — «изюминки» роли находятся сами, — ведь это интересно и актёру, и зрителю.

В театре на Соборной вы играете как взрослые, так и детские роли. На какую аудиторию играть сложнее?

— Конечно, для детей. Их сложнее удержать, заставить поверить тебе. Самый трудный зал — это когда школы приходят, современные же подростки все в телефонах. Когда же дети с родителями, то есть зал смешанный — тогда легче. А самая благодарная аудитория — это маленькие дети, они верят всему, что видят, что ты им показываешь.

Сегодняшнее поколение детей отличается от поколения времён вашей молодости?

— Дети есть дети, хотя раньше они были скромнее и воспитаннее. Сейчас же полная отвязка. Я иногда сижу на ярусе, смотрю спектакль, а они все в телефонах. Однажды я сидела на премьере, рядом со школьниками. Во-первых, он пришёл в театр — у него две бутылки газированной воды, несколько пакетов чипсов, сухариков — он весь спектакль хрустит, запивает водой. Я ему говорю после спектакля: «Понравился спектакль?» Он мне отвечает: «Да». Я ему: «А ты его видел?». У него было такое выражение лица — типа, я сюда, что ли, за этим приходил? Сложно наладить с ними контакт.

Есть ли какие-то роли, которые вы не можете играть, потому что они «не ваши»?

— Я не могу играть отрицательные роли — мне нутро не позволяет, ведь для того, чтобы играть злодеев надо найти эти качества в себе. Моё амплуа сейчас — это роли комических старух (смеётся).

Наверное, ещё отрицательные роли тяжело играть энергетически...

— Безусловно. Иногда артисты упускают зал — а твой выход следующий. Тогда нужно столько энергетики пустить в зал, чтобы собрать всё. Это очень сложно, но я этим владею. Вспоминаю в связи с этим спектакль «Фантазёрка» по Н. Птушкиной. Мы играли в театре кукол, был прекрасный обмен энергетикой со зрителями — звенящая тишина, они не дышали в тот момент. Такие спектакли — просто подарок судьбы. После них понимаешь, что не зря работаешь, не зря играешь. Сейчас вообще многие безответственно относятся к актёрской профессии. Сейчас все — Артист Артистыч, идут по улице, привлекают внимание, заигрывают с публикой, не думая, что если ансамбля нет, который создан режиссёром, а, значит, — и спектакля нет.

Сейчас у вас в театре много молодых актёров. Вам с ними комфортно на сцене?

— У меня хорошие отношения с молодёжью — они уважительно ко мне относятся. Наверное, я не поучаю их, не читаю им нравоучения, я их принимаю. Вот мы сдали спектакль «Я не вернусь», а потом я ушла на операцию. Ребята меня ждали — когда я пришла, они сказали: «Наконец-то! Всё встало на свои места». Когда на вторую операцию уходила, говорили: «Кто же зрителей будет до слёз доводить?» (смеётся).

Спектакль «Я не вернусь» — образец современной драматургии. Что вы думаете о ней?

— Я не знаю, нужно ли столько эмоций, не перебор ли их в ней. А так в современной драматургии вообще очень много проблем — может, они и пройдут испытание временем. А если говорить о драматургии для детей, — её очень мало сейчас, к сожалению. Я иногда думаю: есть же замечательные добрые сказки, но в постановки их не берут...

Что бы вы пожелали тем молодым людям, которые хотят стать актёрами?

— Был период, когда я хотела уходить из театра, меня хотели даже принять завклубом в университет МВД, — но это был отчаянный шаг, ситуация, а не разочарование в профессии. Мечтать — это одно, но быть актёром — это очень опасная профессия. Нужно иметь характер выдержать всё это — удачи и неудачи, и уметь работать день и ночь. Это не конфетно-букетная профессия (смеётся).

Беседовала Наталья Бирюкова